Три мудреца в одном тазу - Страница 86

- Серега, чего ему надо-то?! - испуганно встряхнул переводчика Колобков. - Едрить, скажи этому психу, что я ему баксов дам, часы отдам, сотовый отдам, все пусть берет, только чтоб свадьбу не останавливал!!! Матильда останется у дикарей, и точка!

Чертанов спешно спросил у шамана, какой жертвы хочет недовольный дух. Шаман с полминуты стоял неподвижно, прислушиваясь к астральным сферам (а на самом деле - размышляя, чего бы такого выцыганить). Колобков, не дожидаясь ответа, распахнул бумажник и начал пихать шаману рубли, доллары, евро, кредитные карточки… даже права чуть было сгоряча не отдал. Мудрый Ролрупа растерянно уставился на эту кучу бумажек, перевел взгляд на бешеные глаза Колобкова, и торопливо заявил, что дух умиротворился и можно начинать последнюю часть торжества.

Петр Иванович облегченно вздохнул - еще чуть-чуть, и он бы просто врезал этому жадному старику.

Менее важные новобрачные уже давно разбрелись по хижинам - как уже упоминалось, мбумбу ничего не откладывали в долгий ящик. Сейчас брачный час, завтра медовый день, а дальше начинаются будни - муж охотиться, жена стряпать. Кто не работает, тот… получает от вождя по морде. Да и шаман может проклясть так, что мало не покажется (чаще всего - ногой в живот).

Но вот закончился самый последний эпизод - разделение новобрачными большой свадебной рыбы. Вождь Неосто и Матильда Афанасьевна ели ее с двух сторон, пока их уста не встретились. Шаман истерично завопил, махая бубном куда придется (Чертанову в ухо заехал).

Колобков с женой обнялись и в унисон рыдали, глядя на счастливых молодоженов. Зинаиде Михайловне было грустно, что придется расстаться с любимой мамочкой. Но отговорить ее не получилось - Матильде Афанасьевне ужасно понравилась роль королевы целого острова.

А Петр Иванович, конечно, плакал не поэтому - он рыдал от счастья. От несказанного облегчения. Ему хотелось расцеловать милую темно-коричневую рожу доброго вождя, избавившего его от ТЕЩИ.

- Так быстро все… - хлюпала носом дочь новобрачной. - Только вчера познакомились, и уже замуж…

- Так они уже пожилые, Зинулик, торопиться надо, времени мало осталось! Да и не вчера, а позавчера по-нашему - тут дни дюже длинные…

- Все равно слишком быстро… А мы, может, уже завтра уплывем…

- Какое еще «может»?! - аж покраснел Колобков. - Обязательно уплывем! И никогда-никогда не вернемся! А Матильда пусть тут спокойно царствует. Чего ты так переживаешь, Зинк? Смотри, какой у меня теперь тесть знатный - аж целый вождь!

- Подожди-ка! - резко осушила слезы его жена. - Это что же выходит - этот папуас теперь мой ПАПА?!

- Ага, - довольно кивнул муж. - А чего - нормальный мужик, серьезный… Я его как увидел, с первого взгляда понял - выпивает.

- Все равно жалко… - снова захлюпала Зинаида Михайловна.

- Вот чего действительно жалко, так это того, что у нас теперь поварихи не будет, - посерьезнел Колобков. - Придется теперь тебе стряпать, Зинулик, больше некому.

После этих слов супруга зарыдала еще громче.

- Серге, а Серге, - подозвали Чертанова. Он обернулся и увидел двух рослых воинов, удерживающих подмышки худенького старичка со слезящимися глазами. - Вот - Комбута-отшельник, мы привели.

- Ну а мне-то он на черта? - равнодушно зевнул сисадмин. - Шефу его отдайте.

- Вождь Колобко не понимает, что мы говорим.

- Еще бы - он тупой, как валенок… ай-й-й!!!

- Так вот как ты за моей спиной обо мне говоришь… - удовлетворенно прошипел Петр Иванович, только что отвесивший подчиненному смачный пендель. - Вот как ты обо мне нехорошо думаешь… Серега, Серега… Нельзя так о начальстве нехорошо - любить надо начальство, уважать надо начальство… А мне чего-то кажется, что ты меня не любишь…

- Люблю! - с трудом уклонился от следующего пинка Сергей.

- Не-е-е-е, не любишь ты меня, Серега… - грустно покачал головой шеф. - Это вон вождь Матильду любит - он на ней женился…

- Что ж мне - на вас жениться?!

- Так, ну хорош уже юродствовать, - посуровел Колобков. - Развел тут, понимаешь, голубизну. Давай, толмачь мне, об чем тут речь идет. Это что за старичок-боровичок тут болтается?

- Поставьте его на землю, - перевел воинам Чертанов.

Мбумбу послушно отпустили Комбуту-отшельника. Тот потерял равновесие и упал на колени. Колобков довольно захрюкал.

- Петр Иваныч, а как вы поняли, что я сказал? - задумался Чертанов. - Я же про валенок на папуасском говорил…

- Интуиция хорошая. И слов я уже штук двадцать выучил: замбуки - умный, замбуки-по - дурак. А «валенок» ты вообще на русском произнес.

- А у них такого слова нет…

Комбута-отшельник с трудом поднялся на ноги и заискивающе ухмыльнулся. Он не был чумбуи-леки, тем не менее считался «человеком второго сорта» - из-за того, что плавал с пиратами. Следовательно, автоматически считался «кандидатом в чумбуи-леки» - корабли чужаков грязные, нечистые, там очень легко подцепить скверну. Доказательств, что Комбута ее все-таки подцепил, ни у кого не было, но и сказать с уверенностью, что он чист, тоже никто не мог.

- Так ты, значит, и есть Комбута? - спросил Чертанов.

Отшельник угрюмо засопел. Старый недоумок-шаман любил разбрасываться чужими именами. А где гарантия, что эти белые люди - не колдуны или злые духи? А вдруг, зная имя Комбуты, они теперь нашлют на него черные чары?

А узнав, что белые люди разыскивают Тур Ганикта, Комбута затрясся всем телом и начал нервно хихикать. Потом свернулся калачиком, зажал голову меж коленей и заявил, что ничего не знает и ничего не скажет. Хоть режьте - ничего не выдавите.

Колобков сунул ему сто баксов. Но эта мера, превосходно работающая с гаишниками, тут оказалась совершенно бессильной. Белая деньга-ракушка тоже не помогла - страх оказался сильнее жадности.