То есть, вообще никакой надежды.
- О-э-у… о-э-у… - еле слышно доносилось снаружи. То напевал шаман, беседующий с ночными духами. - О-э-у… а-аро-о… а-аро-о… э-эро… э-эро…
Колобков слушал это пение даже с некоторым удовольствием - ему понравилась мелодия. Сергей и Света раздраженно смотрели на улыбающегося бизнесмена и единодушно думали, что Петр Иванович вряд ли расстроится, даже если все прямо сейчас провалится в тартарары.
- О-э-у… о-э-у…
А потом раздался грохот пистолетного выстрела, чей-то болезненный вскрик и все стихло. Пленники одновременно прильнули к щелям, но больше никаких звуков не доносилось…
- Башку он себе, что ли, продырявил? - прошептал Колобков. - Дорвался папуас до пистолета… там как раз один патрон оставался…
- О-э-у… о-э-у…
Петр Иванович разочарованно чертыхнулся. Пратгуста не зря прославился, как самый мудрый человек в племени, - он сообразил, что во время выстрела браунинг следует направить дулом от себя. Поэтому и подстрелил всего-навсего чью-то жену, пробирающуюся к отхожему месту. По меркам мбумбу - невелика потеря, женщин в племени пока хватает.
- Где я?! - воскликнула Стефания, резко вскакивая и выставляя вперед скрюченные пальцы. - А, это вы… Ну-ка, отдай!
- Что, что?! - испугался Чертанов, прижимаясь к стене.
- Молчи, смертный! - пропыхтела чертовка, копаясь у него за пазухой. - Ага!
Изящная багровая ладошка сжимала золотую свистульку в форме чертика. При обыске ее не заметили. А может быть, просто не тронули - воровать чужие амулеты плохо, духи могут разгневаться. Бусы, найденные на острове Волхвов, тоже остались в неприкосновенности - ни у кого не поднялась рука без разрешения касаться вещи, сделанной шаманом. Пусть и из другого племени.
- И больше не вызывайте!… - рявкнула Стефания, дуя в свисток. - Пока, уроды!…
Спустя миг она исчезла, а золотой чертик шлепнулся на пол. Чертанов торопливо подобрал его, обтер и спрятал обратно во внутренний карман - ему почему-то ужасно не хотелось расставаться с этим амулетиком.
- И их осталось пятеро… - хмыкнул Колобков. - Могла бы и нас прихватить…
- В Ад? - приподнял бровь Чертанов.
- А что - тут лучше? Так, так, так… ну-ка, взялись дружненько - попробуем эту заслонку отодвинуть…
Колобков, Света и Чертанов одновременно уперлись плечами в жернов, загораживающий выход. Но после пяти минут кряхтения даже ежу стало понятно, что трех человеческих сил тут маловато. Тем более - далеко не самых крупных сил. Вот если бы Гена с Валерой приложили свои бицепсы…
- Светулик, а ты не стараешься! - уличил дочь в преступлении Петр Иванович. - Ну-ка, напрягись немножко!
- Прости, пап, я вообще не толкала, я только вид делала… - стыдливо призналась Светлана. - Мне нельзя тяжести…
- Гхрм… Так это что же, выходит, Серега у нас один напрягается?! - возмутился Колобков.
- Никак нет, Петр Иваныч, я тоже только вид делал, - равнодушно ответил Чертанов. - Вот если б пожрать чего-нибудь…
- Пожрать… Где я тебе тут возьму пожрать?… Мы сами тут в папуасском холодильнике вроде мяса мороженого сидим… Эх, Серега, а на «Чайке» сейчас, небось, ужин… Матильда лапшу с курой стряпает… Или еще какую-нибудь бурдень…
- Картошку мятую, - сообщили сверху. - Здорово, Иваныч!
- Петрович! - обрадовался Колобков.
Да, в дымоход свешивалась орлиная голова, с недавних пор принадлежащая судовому механику Угрюмченко. Огромный беркут крепко уцепился крючковатыми когтями и с интересом заглядывал вниз.
- Слава богу, слава богу, нас спасут! - заблажил Чертанов.
- Ша, Серега, заткнись, смотреть на тебя противно! - прикрикнул Колобков. - Петрович, ты там один?
- Ну, Иваныч, дык, ты сам-то как думаешь? Может, супружница твоя тут со мной на крыше сидит, а? Или детишки? А может, теща на парашюте приземлилась?
- Петрович, не котуряйся, поняли мы тебя. Что, наловчился крыльями махать?
- Сначала в пальмы врезался все время, - неохотно признался беркут. - А теперь ничего, получается… Иваныч, там Зинка твоя рыдает вовсю, думает, вас тигры сожрали.
- Эх, Петрович, лучше б уж тигры… - вздохнул Колобков. - Папуасы нас в плен взяли, варить будут…
- Ить! - возмущенно раскрыл клюв Угрюмченко. - А чего ж делать-то, Иваныч?
- Да пес его знает! Тебе там сверху виднее - посмотри, чего у нас дверь загораживает?
В темноте послышалось хлопанье могучих крыльев - Петрович спускался на землю. Орлиное зрение недаром вошло в поговорку, но в ночной мгле Эйкра даже оно не слишком-то помогало. Угрюмченко и так с превеликим трудом разыскал поселок - если бы не костры, зажженные на сторожевых вышках, до сих пор летал бы неизвестно где.
- Каменюка там, Иваныч, - вернулся он через пару минут. - Вроде как жернов мельничный - круглый, а в центре дырка. Я не сдвину, извини…
- И так понятно. Ты, Петрович, там осторожнее, эти папуасы дубинками здорово наловчились швыряться. И камнями из рогаток пуляются.
- Из пращ, - машинально поправила Света.
- Петрович, слетай за помощью, а?! - жалобно попросил Чертанов. - Расскажи, что тут случилось…
- Серега, кончай труса праздновать. Ты кого понимаешь под «помощью»? Кто нас спасать-то заявится, а? Только будет у папуасов лишняя порция вкуснятинки, вот и все спасение. Нет, Петрович, ты лучше лети и скажи, чтоб плыли куда подальше, пока и до них не добрались. Понял меня?
- Петр Иваныч… - запротестовал беркут.
- Я что, неясно выразился? - удивился Колобков. - Вот Светку бы только, прелесть мою драгоценную… слушай, ты ее не поднимешь? Она легенькая!
Угрюмченко попытался. Честно попытался. Он протиснулся в дымоход, как можно аккуратнее обхватил Светлану за плечи, стараясь не слишком сжимать когти, и изо всех сил забил крыльями. Потом снова - еще чаще и сильнее. И в конце концов даже сумел ее приподнять сантиметров на двадцать. Но этим все и ограничилось - в птичьем обличье механик и сам весил всего-то килограммов семь-восемь. Как известно, самая тяжелая добыча, которую может утащить орел-беркут - десять-двенадцать килограмм, и то он при этом очень быстро устает. Да, на Эйкре эту цифру следовало чуть-чуть увеличить в силу меньшей гравитации, но… но восемь процентов погоды не делают.